— Ты не поднимешь на него оружия, Войко, — повернулась она к Драганову, сжав кулак в серой перчатке. — И ты не сделаешь этого, Игорь! — она обратилась к Муромцеву.
— Что ты делаешь здесь? — обрел дар речи Драганов.
— Брат сказал мне, что ты отправился сюда, — Светлана вскинула голову. — Вы не будете драться! Хорошо, что я успела…
— Это мужское дело, — Драганов был спокоен, как спокойна вода над бурлением омута.
— Я не могу отказаться, — покачал головой Игорь, — прости.
— Я хочу, чтобы вы отказались, — твердо сказала девушка. И повторила с нажимом: — Так Я хочу! — из ее руки на стол между противниками упал платок с монограммой. — Вы видите это, господа? Кто из вас скрестит, шашки над ЭТИМ?!
— Светлана!.. — с такой мукой вырвалось у Войко, что Игорь почувствовал: зашевелились волосы на голове.
— Я выбрала, — мягко, но непреклонно прервала его девушка, подходя к Игорю. Встала возле него, положив на стол узкую ладонь — на перчаточном пальце сидел перстень Муромцевых.
Секунду Драганов смотрел на эту руку. Потом поклонился и вышел прочь. А Светлана, пошатнувшись, оперлась на стол уже по-настоящему — Игорь едва успел поддержать ее и усадить в кресло.
— Дай воды, — попросила она. — Нет, погоди, не отходи от меня, а то опять что-нибудь случится… Я едва успела! — она запустила в растрепанные волосы пальцы.
Игорь принес ей воды. Светлана выпила, поставила стакан и помотала головой:
— И вы бы убили друг друга?! Скажи — убили бы?!
— Ага, — Игорь кривовато улыбнулся. — Вернее — он бы меня убил. Это не турнир. Ох, Свет-Свет…
— Как ты меня назвал? — вскинулась девчонка.
— Свет, — Игорь улыбнулся уже по-настоящему и коснулся ее волос. Светлана жалобно посмотрела на него:
— Ты меня прости. Это же я про перстни рассказала, не выдержала…
— Ты? — Игорь подумал. — Ну и правильно.
Светлана вздохнула, обеими руками прижала к горячей щеке ладонь Игоря. Прошептала:
— Я и не думала, что такое может быть.
Игорь хотел ответить, но не успел. И ощутить тоже ничего не успел — просто на пороге возник генерал-губернатор.
Скользнул взглядом по Игорю. Посмотрел на сестру, зло бросил:
— Пшла домой.
— Не смей с ней так разговаривать! — заорал Игорь. Довженко-Змай рявкнул:
— Молчите, сударь!
— Молчите сами, сударь! — крикнул Игорь, сжимая кулаки. Глаза генерал-губернатора полыхнули, но мальчишка только сощурился.
— Я правда поеду, — Светлана встала. — Теперь все в порядке… Я поеду, а потом вернусь. Сережа, пойдем. И учти, это — мое дело.
Генерал-губернатор махнул рукой и уставился в пол, став вдруг потерянно-усталым. Не поднимая глаз, сказал:
— Я догоню… Твою машину я приказал отогнать, там моя «манта». Садись, я сейчас.
— Сережа, — Светлана коснулась его плеча под жестким форменным погоном.
— Иди, все будет в порядке, — сказал Игорь и улыбнулся.
Они проводили оглядывающуюся Светлану взглядами. Потом генерал-губернатор повернулся к Игорю и тяжело сказал:
— С праздником, — а потом положил на стол коробочку. — Хотел тебе вручить после бала, но ты так заспешил…
— Что это? — без особого интереса спросил Игорь.
— "За заслуги перед Отечеством", правда, без мечей, — ответил Довженко-Змай.
— А, — кивнул Игорь. — Это хорошо.
— Куда лучше, — генерал-губернатор огляделся. — Так. Ты уезжать собрался? — Игорь снова кивнул. — Я тут посплю. Пойдешь — скажи адъютанту, чтобы не ждали… Ну, ты мне устроил историю.
— Не ругай ее, — попросил Игорь.
— Да вас не ругать, а пороть надо, — грустно сказал Довженко-Змай. — Как несовершеннолетних еще можно, только поздно, боюсь… Пошел отсюда, с глаз долой. Забери награду.
Игорь сунул в карман коробочку. И, уже у порога обернувшись сказал:
— Ты меня прости. Пожалуйста — прости. Я…
— Иди, а? — попросил генерал-губернатор, уже полулежа в кресле о закрытыми глазами. Внезапно Игорю стало так его жаль, что сдавило сердце. Было в том, как он полулежал, что-то… что-то, заставившее мальчишку попросить:
— Ты поднимайся, Сергей. Обязательно поднимайся. Пожалуйста, поднимайся…
— Если я поднимусь, то оборву тебе уши, — ворчливо, но уже не безнадежно ответил, не открывая глаз, Довженко-Змай. — Ты уйдешь, наконец?.. Я поднимусь. Отдохну — и поднимусь, Игорь, дел полно.
Видел я густые рати
Неизвестных нам народов,
Надвигавшихся на запад,
Переполнивших все страны…
Топоры в лесах звенели,
Города в лугах дымились,
И на реках и озёрах
Плыли с молнией и громом
Окрылённые пироги…
Генри У. Лонгфелло.
В пятнадцать лет вы получаете "3а заслуги перед Отечеством", после чего на вас вместо радости наваливается тоска. Наваливается со всех стороной причин у нее великое множество — так что остается только хлопать глазами и жалобно вопрошать: "За что?!" И даже эвристика, по которой у вас когда-то было «5» — не помогает.
Черт побери, но ведь недавно все было отлично! И дело не в ордене, не в победе на турнире, не в том, что возле школы, где бурлил ваш штаб, стояли в полной боевой дирижабль и конвертоплан, а в номере не смолкала аппаратура, выдавая "на гора" все новые и новые сведения… Не в чем-то одном, а во всем вместе взятом. В ощущении нужности. Нет, не власти, об упоении которой когда-то так много говорили — а именно нужности. Всем и во всем. Кто этого не испытывал — не поймет. Когда все вокруг вертится, и дни путаются с ночами, а на столе поверх бумаг — чай и бутерброды, и патроны рассыпаны среди дисков, а в двери кто-то постоянно ломится… и внизу, в зале, в любое время суток едят и пьют ждущие своей очереди люди, вернувшиеся из рейдов…